| Главная » Литература |
|
Оглавление Введение Глава I. Роль П.Я. Чаадаева в жизни А.С. Пушкина Глава II. Образ П.Я. Чаадаева в произведениях А.С. Пушкина Заключение Список использованной литературы Введение Особое место в жизни и творчестве А.С. Пушкина занимали такие люди, как П.Я. Чаадаев, В.А. Жуковский и А.И. Тургенев, именно эти люди были с А.С. Пушкиным всю его жизнь. Встреча А.С. Пушкина и П.Я. Чаадаева состоялась в 1816 году в Царском селе. А.С. Пушкину на момент встречи было 17 лет, а П.Я.Чаадаеву - 22 года. И сразу же А.С. Пушкин в лице П.Я. Чаадаева обрел надежного друга и любимого учителя. П.Я. Чаадаев имел огромное влияние на юного А.С. Пушкина. Именно П.Я. Чаадаеву посвящены три замечательных стихотворения: «К Чаадаеву», «К портрету Чаадаева», «Чаадаеву (В стране, где я забыл тревоги прежних лет…)», «Чаадаеву (К чему холодные сомненья…)»; многие черты Евгения Онегина схожи с теми, которые А.С. Пушкин ценил в П.Я.Чаадаеве, на что в тексте романа в стихах есть прямое указание: «Второй Чадаев, мой Евгений». О дружбе и духовном общении А.С. Пушкина и П.Я.Чаадаева уже существует обширная литература. Так, весьма полно освещены политические разногласия поэта и философа. В работе Б.С. Мейлаха «Сквозь магический кристалл…» стихотворение «К Чаадаеву» приводится пример настоящей дружбы и отмечается: «Идее героической дружбы поэт остался верен». Цель работы - показать признаки реализации образа П.Я. Чаадаева в стихотворениях «К Чаадаеву», «К портрету Чаадаева», «Чаадаеву (В стране, где я забыл тревоги прежних лет…)», «Чаадаеву (К чему холодные сомненья…)». Задачи: Выявить особенности взаимоотношений П.Я. Чаадаева и А.С. Пушкина; Проанализировать образ П.Я. Чаадаева в стихотворениях «К Чаадаеву», «К портрету Чаадаева», «Чаадаеву (В стране, где я забыл тревоги прежних лет…)», «Чаадаеву (К чему холодные сомненья…)». Предмет - роль П.Я. Чаадаева в жизни и творчестве А.С. Пушкина. Объект - характерные особенности образа П.Я. Чаадаева. Структура работы: введение, две главы, заключение и список использованной литературы. Глава I. Роль П.Я. Чаадаева в жизни А.С. Пушкина Петербургский период жизни и творчества А.С. Пушкина отличается его стремлением к содружеству, сообществу, братскому единению. Это был результат не только лицейского братского союза, но и особенная черта тех лет в русской истории. Счастливое окончание войны с Наполеоном разбудило в обществе чувство собственной силы, право на общественную активность, именно в те послевоенные годы возникают «вечера» у В.А. Жуковского, «русские завтраки» у К.Ф. Рылеева, где сообща думали, спорили, пили, обсуждали новости, даже чтение книг - занятие традиционно связанное с уединением - становится формой дружеского общения. По воспоминаниям современников П.Я. Чаадаев заставлял А.С. Пушкина мыслить, как пишет П.В. Анненков «поворотил на мысль». И это не удивительно - П.Я. Чаадаев был самым ярким явлением в русском обществе тех лет и самым загадочным. Он был известен даже за границей, и Шеллинг считал П.Я. Чаадаева «самым умным из известных ему умов». И всё-таки загадочность этого человека привела к появлению множества слухов о нём, в частности, слуху о его сумасшествии. Славу П.Я. Чаадаеву принесла его историческая философская теория «негативного патриотизма». Суть теории такова: Европа и Россия - страны христианские, но принципиально различные. Европейское католичество П.Я. Чаадаев понимал как синтез христианских идей с политикой, наукой, общественными идеями; феномен католичества как бы «вдвинут» в историю и потому активно влияет на развитие цивилизации в Европе. Русское православие генетически восприняло восточный византийский стиль, православие - это синтез христианских идей с философией, искусством и поэтому как бы «выдвинуто» из истории. Такая особенность православия усилила в русской нации аскетический элемент: «семейность» и «домашность» православного христианства в России не способствует активно-поступательному развитию русского общества. Из этих рассуждений П.Я. Чаадаев делал вывод: для того, чтобы Россия смогла войти в процесс развития европейского общества, ей нужно не подражать Европе, но самостоятельно пройти все этапы европейской истории. П.Я. Чаадаев постепенно менял свои взгляды, обнаруживая положительные стороны православия и, следовательно, русской судьбы. Эта теория заинтересовала А.С. Пушкина, в некоторых пунктах он согласился, но при этом всё-таки специально подчеркнул: «клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог её дал». Главное в том, что П.Я. Чаадаев задал А.С. Пушкину максимально высокий уровень осмысления «русской идеи» и развеял его хандру. Период с мая 1820 по конец 1822 года характеризуется крутыми изменениями жизненных обстоятельств А.С. Пушкина и П.Я.Чаадаева: оба они попадают в опалу и покидают столицу - один на одиннадцать лет, другой на всю жизнь. Однако, несмотря на географическое расстояние, разделяющее друзей, они остаются духовно близки, и на протяжении шести лет им обоим опорой служат воспоминания о прежних встречах и беседах, о времени первого пушкинского послания «К Чаадаеву». Путешествуя в период первой ссылки по южным окраинам Российской империи, А.С. Пушкин переживает мощное пробуждение творческих сил. Он сталкивается с необыкновенной красотой природы Крыма, с пестротой национальностей и вероисповеданий, с остатками древних культур. К тому же крымская земля навевает и литературные ассоциации: Байрон, А.Мицкевич. Одним из важнейших импульсов, стимулирующих художественное сердцебиение поэта первые полтора года южной ссылки, стала память об оскорблении его личного достоинства. Горькие воспоминания о тех последних месяцах, что он провел в Александровском Петербурге, перемежались с чувством глубокой благодарности П.Я. Чаадаеву, который спас поэта от участи намного худшей, чем нынешняя. Этот узел противоречивых чувств выражен во втором послании П.Я. Чаадаеву «Чаадаеву (В стране, где я забыл тревоги прежних лет...)» (1821). Задуманное, очевидно, как послание в буквальном смысле, то есть как акт частной переписки, оно может быть прочитано в качестве своего рода эпистолярной прозы. Нюансы и скрытые намеки этого послания П.Я. Чаадаев мог легко разгадать, да и подготовленному современному читателю все в нем должно было быть достаточно ясно. Стихотворение насыщено сведениями о перипетиях их дружбы в период 1816-1821 годов. Дружба с П.Я. Чаадаевым для А.С. Пушкина в то время предполагала, прежде всего, благодарность, но также и готовность поэта прислушиваться к мнениям более опытного человека и охотно усваивать его мысли, несмотря на их новизну и парадоксальность. Критическая стадия в эволюции дружбы П.Я.Чаадаева и А.С. Пушкина - это период с 1822 по осень 1826 годов: оба они оторваны от российской общественности как таковой, оба мечтают о встрече и возможности продолжать прежние регулярные беседы. Пушкин-поэт и Чаадаев-философ заметно развиваются как мыслители и литераторы. Путешествие П.Я. Чаадаева по Европе, его размышления о мировой истории и современной философии определяют выводы, сформулированные им в конце 1820-х - начале 1830-х годов в знаменитых «Философических письмах». А.С. Пушкин, в свою очередь, изживает свои столичные радикальные политические страсти, вольтеровское вольнодумство, а также увлечение байроновским романтизмом и обретает более уравновешенный и реалистический образ мыслей, определивший его мировоззрение и творчество до конца дней. апреля 1821 года, уже в Кишиневе, Пушкин, получив весточку от П.Я. Чаадаева, писал о нем в своем дневнике: «Твоя дружба мне заменила счастье, одного тебя может любить холодная душа моя...». Один из близких приятелей А.С. Пушкина отметил, что в юности поэт «естественно делался... с Чаадаевым - мыслителем». И философ XX века С.Л. Франк был, очевидно, прав, утверждая, что П.Я. Чаадаев «пробудил в нем строй мыслей более глубокий, чем ходячее умонастроение французского просветительства». В том же 1821 году поэт, в посвященном П.Я. Чаадаеву в стихотворении так определял его роль в своем развитии: «Ты был целителем моих душевных сил... Твой жар воспламенял высокую любовь... Ты всегда мудрец, а иногда мечтатель...», а беседы с П.Я. Чаадаевым назвал «пророческими спорами». Через десять лет, в продолжение которых поэт и мыслитель в силу различных причин общались весьма редко и мало, П.Я. Чаадаев, отправив А.С. Пушкину свои шестое и седьмое «философические письма», сетовал (в послании от 17 мая 1831 года): «Это - несчастье, мой друг, что нам не пришлось в жизни сойтись ближе с вами. Я продолжаю думать, что нам суждено было идти вместе, и что из этого воспоследовало бы нечто полезное и для нас и для других». Пушкин так отвечал П.Я. Чаадаеву 6 июля 1831 года: «Мы продолжим наши беседы, начатые в свое время в Царском Селе и так часто с тех пор прерывавшиеся». О присланных П.Я. Чаадаевым «философических письмах» А.С. Пушкин писал здесь же: «...изумительно по силе, истинности или красноречию... Все, что является портретом или картиной, сделано широко, блестяще, величественно». Вместе с тем Пушкин отметил: «... я не всегда могу согласиться с вами». Возражения А.С. Пушкина П.Я. Чаадаеву заключались в следующем. П.Я. Чаадаев говорил о «юности» народов Запада: «Все общества проходили через этот период. Он даровал им их живейшие воспоминания, их чудесное, их поэзию, все их высшие и плодотворнейшие идеи... Мы не имеем ничего подобного... нет в памяти чарующих воспоминаний, нет сильных наставительных примеров в народных преданиях... много ли соберете вы у нас начальных идей, которые... могли бы руководствовать нас в жизни?». Вскоре после опубликования этого «письма», в том же 1836 году, Чаадаев четко пояснил, что он имел в виду: «История всякого народа представляет собою не только вереницу следующих друг за другом фактов, но и цепь связанных друг с другом идей. Каждый факт должен выражаться идеей: чрез события должна нитью проходить мысль или принцип, стремясь осуществиться... Эту историю создает не историк, а сила вещей. Историк приходит, находит ее готовою и рассказывает ее... Именно этой истории мы не имеем». Итак, согласно мысли Чаадаева, «изъян» истории России в том, что она представляет собой только последовательность «фактов», а не связь «идей», осуществившихся в фактах. Правда, он тут же делает очень важную «оговорку»: «... мы никогда не рассматривали еще нашу историю с философской точки зрения. Ни одно из великих событий нашего национального существования не было должным образом характеризовано, ни один из великих периодов нашей истории не был добросовестно оценен». Таким образом, утверждая, что «факты» прошлого России не проникнуты «идеей», П.Я. Чаадаев был готов увидеть в этом «вину» не русской истории, а русских мыслителей (или вернее, результат их отсутствия). Он отметил, что «Карамзин поведал звучным слогом дела и подвиги наших государей», но вполне справедливо утверждал, что пока «история нашей страны... рассказана недостаточно... Мысль более сильная, более проникновенная, чем мысль Карамзина, когда-нибудь это сделает». И в конечном счете именно не разработанность русской философии истории как необходимой основы национального самосознания порождала резкий критический пафос П.Я.Чаадаева. В своем первом «письме», вызвавшем полемику А.С. Пушкина, П.Я. Чаадаев определил как нечто «бессмысленное», лишенное «идеи» эпоху монгольского нашествия: это только «... жестокое, унизительное владычество завоевателей». И даже «свергнув иго чужеземное», продолжает П.Я. Чаадаев, мы, «уединившись в своих пустынях... Не вмешивались в великое дело мира», то есть у России не было подлинного исторического «предназначения». А.С. Пушкин решительно возразил: «Нет сомнения, - писал он, - что Схизма (разделение церквей) отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясали, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие...». Таково же и другое пушкинское возражение. П.Я. Чаадаев писал, что в начале истории западных народов есть «период сильной, страстной, бессознательной деятельности... Народы движутся в то время сильно, без видимой причины: но не без пользы для будущих поколений. Все общества проходили через этот период. Он даровал им... все их высшие и плодотворнейшие идеи... Мы не имеем ничего подобного». А.С. Пушкин писал об этом: «Юность России весело прошла в набегах Олега и Святослава и даже в усобицах, которые были только непрерывными поединками - следствием того брожения и той активности, свойственных юности народов, о которых вы говорите в вашем письме». Еще в 1827 году А.С. Пушкин сказал: «Удивляюсь, как мог Карамзин написать так сухо первые части своей «Истории», говоря об Игоре, Святославе. Это героический период нашей истории». Необходимо отметить также, что позднее - не без воздействия плодотворно развивавшихся в России исторических исследований - П.Я. Чаадаев многое воспринимал иначе. Так, например, в 1843 году он писал о монгольском иге: «... как оно ни было ужасно, оно принесло нам больше пользы, чем вреда. Вместо того, чтобы разрушить народность, оно только помогало ей развиться и созреть,.. оно сделало возможным и знаменитые царствования Иоанна III и Иоанна IV, царствования, во время которых упрочилось наше могущество и завершилось наше политическое воспитание». П.Я. Чаадаев говорит здесь об ином смысле «монгольского периода» русской истории, чем А.С. Пушкин, но главное в том, что он теперь, через полтора десятилетия после своего первого «письма», открыл для себя этот смысл, эту «идею». Глава II. Образ П.Я. Чаадаева в произведениях А.С. Пушкина Первое послание А.С. Пушкина «К Чаадаеву» выражает, в первую очередь, понимание свободы в русле идеи декабристов. Здесь речь также идет о политической свободе, о крушении власти, нарушающей законы (И на обломках самовластья...). А.С. Пушкин представляет себя и друзей-декабристов борцами за свободу всего русского народа против самовластья и тирании: Но в нас горит еще желанье, Под гнетом власти роковой Нетерпеливою душой Отчизны внемлем призыванье. Идеи этого стихотворения позднее были развиты в «Борисе Годунове», «Медном всаднике» и «Капитанской дочке». Проблема свободы и власти постоянно волновала Пушкина по той причине, что это проблема глобального характера. («Пока свободою горим», «На обломках самовластья») К весне 1820 года знакомство А.С. Пушкина со столь опасными людьми, как Н.Тургенев, М.Орлов, Н.Муравьёв, Ф.Глинка, К.Рылеев, П.Чаадаев, его стихи «Вольность», «Деревня» обернулись доносами В.Н. Карамзина. В книге «Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками» приводятся доносы В.Н. Карамзина В.П. Кочубею и дневниковые записи, в частности, к 9 мая 1820 года относится такая запись: «сегодня, сейчас, слышал я от А.Ф. Лабзина следующую катрен, якобы сочиненную также Пушкиным: «Православный государь! // Наших бед виновник. // Полно, братцы!.. Он не царь - // Много, что полковник». Все это обернулось угрозой ссылки. Друзья А.С. Пушкина и, в том числе П.Я. Чаадаев, смогли облегчить его участь - добились отмены ссылки. В 1821 году написано второе послание «Чаадаеву (В стране, где я забыл тревоги прежних лет…)», проникнутое чувством печали и тоски: Но дружбы нет со мной: печальный, вижу я Лазурь чужих небес, полдневные края. Превыше самого дорогого - поэтического труда - автор ставит друга: Ни музы, ни труды, ни радости досуга - Ничто не заменит единственного друга. При этом воспоминания о друге дают поэту силу и понимание того, что человек, которому предстоит великое поприще, должен презирать клевету и быть выше своих гонителей: В минуту гибели над бездной потаенной Ты поддержал меня недремлющей рукой; Ты другу возвратил надежду и покой; Во глубину души вникая строгим взором, Ты оживлял её советом иль укором; Твой жар воспламенял высокую любовь; Терпенье смелое во мне рождалось вновь; Уж голос клеветы не мог меня обидеть, Умел я презирать, умея ненавидеть. А.С. Пушкин и П.Я.Чаадаев - друзья, но друзья в высшем значении этого слова. И близ памятника легендарной дружбе суть взаимоотношений с П.Я. Чаадаевым осознается поэтом во всей полноте. В послании запечатлено своеобразное подведение поэтом жизненных итогов, в связи с чем строка “Пишу я наши имена” обретает символическое значение. Для А.С. Пушкина написание своего имени рядом с именем П.Я. Чаадаева означает выбор дальнейшего пути духовных исканий. Этот путь в сознании поэта теперь прочно связывается с именем и идеями его друга. Здесь естественно вспомнить строки из писем П.Я. Чаадаева поэту: “...мы должны были идти об руку, и из этого получилось бы нечто полезное и для нас и для других”. В другом письме читаем: “Мое самое ревностное желание, друг мой, - видеть вас посвященным в тайну века <...> Если у вас не хватает терпения следить за всем, что творится на свете, углубитесь в самого себя и в своем внутреннем мире найдите свет, который безусловно кроется во всех душах, подобных вашей”. В конце письма П.Я. Чаадаев советует другу: “Обратитесь с призывом к небу, - оно откликнется”. Диапазон сюжетов, затрагиваемых поэтом, по-прежнему остается достаточно широким в творчестве 1823-1826 годов. В пушкинской лирике этих лет запечатлелся все возрастающий интерес к более духовным философским и даже религиозным - вопросам, таким, как противоборствующие доводы веры и знания, вероятность или невероятность сохранения индивидуального самосознания и памяти после смерти, роль судьбы, рока и провидения в истории, взаимосвязь религии и искусства. Среди прочих шедевров поэзии А.С. Пушкина, созданных в эти годы, значительное место занимают стихотворные послания друзьям и собратьям по перу. Большинство из них составляет часть собственно переписки и отправлялось вместе с письмом адресату. Исключением является послание «Чаадаеву» 1824 года («К чему холодные сомненья?..»), одно из самых утонченных и философски глубоких стихотворений А.С. Пушкина. Краткое посещение Крыма в 1820 году дало настолько сильный толчок творческому дарованию поэта, что его отголоски слышатся в поэтическом наследии А.С. Пушкина и спустя много лет. В 1824 году, уже в Михайловском, то есть в пространственном и временном отдалении от путешествия по Тавриде, ему удается вновь, на этот раз в художественном воображении, «посетить» тот же «край прелестный». Под впечатлением пережитых воспоминаний и родилось последнее поэтическое послание другу «Чаадаеву (К чему холодные сомненья…)»: К чему холодные сомненья? Я верю: здесь был грозный храм, Где крови жаждущим богам Дымились жертвоприношенья; Здесь успокоена была Вражда свирепой Эвмениды: Здесь провозвестница Тавриды На брата руку занесла; На сих развалинах свершилось Святое дружбы торжество, И душ великих божество Своим созданием возгордилось. .............................. Чадаев, помнишь ли былое? Давно ль с восторгом молодым Я мыслил имя роковое Предать развалинам иным? Но в сердце, бурями смиренном, Теперь и лень и тишина, И, в умилении вдохновенном, На камне, дружбой освященном, Пишу я наши имена. Главная тема этого стихотворения - миф и связанный с ним монумент; его доминирующий тон - душевное спокойствие и раздумье. А.С. Пушкин записывает, точнее, зашифровывает наиболее глубокие, духовные слои своих взаимоотношений с П.Я. Чаадаевым. Если сравнить форму всех трех пушкинских посланий к П.Я.Чаадаеву, то обнаружится их довольно-таки очевидная схожесть на чисто лексическом уровне. Однако это внешнее сходство маскирует существенный контраст посланий, особенно первого и последнего. Они, при более внимательном анализе, оказываются во всех отношениях диаметрально противоположными друг другу, более того, последнее как бы пункт за пунктом опровергает первое. Послание «К Чаадаеву» (1818) пронизано политико-патриотической лексикой (“Россия”, “отчизна”, “самовластье”, “свобода”, “надежда”), которая придает стихотворению политический пафос, декларирует приверженность поэта освободительной цели, наполняет предвкушением коренных преобразований и последующей благодарности соотечественников. Наоборот, послание 1824 года насыщено мифологическими и религиозными понятиями (“храм”, “боги”, “жертвоприношение”, “провозвестница”, “божество”). Они определяют духовный пафос произведения, передают состояние душевной тишины и “вдохновенного умиленья”, обращенность к памяти о былом. В итоге эпитафия себе и другу П.Я. Чаадаеву как бы пишется заново, отменяя прежнюю (“На камне, дружбой освященном, // Пишу я наши имена”). На первый план выдвигается обновление сердца и души каждого. Стихотворение 1824 года откликается уже не на политический зов пожертвовать своей жизнью, да и жизнью целого поколения, ради отечества, а на мифические голоса отдаленного прошлого, тем более что они созвучны недавним событиям. А.С. Пушкин, по-видимому, сразу же готовил послание 1824 года не для отправки адресату, а для печати. И опубликовал его в течение пяти лет целых четыре раза, причем дважды - в составе «Отрывка из письма к Д.», который, в жанре описательного очерка, повествует о поездке А.С. Пушкина по Крыму в 1820 году. Особое место занимает четверостишье «К портрету Чаадаева»: Он вышней волею небес Рождён в оковах службы царской; Он в Риме был бы Брут, в Афинах Перикла, А здесь он - офицер гусарской. Это своеобразный ключ к пониманию образа П.Я. Чаадаева в романе «Евгений Онегин». Всем известно, что сначала за П.Я. Чаадаевым следовала слава лихого гусара и Петербургского денди, а уже затем крамольного философа. В романе «Евгений Онегин» автор создал типичный образ молодого дворянина-интеллигента, вольнолюбиво настроенного, который критически относился к светской жизни, однако не был членом тайных обществ. Именно в начале XIX века среднее дворянство находилось на вершине своего развития, было тем общественным слоем, в котором выразился «прогресс русского общества». С главным героем романа Евгением Онегиным мы знакомимся уже в первой главе, и автор представляет его по-разному: «наследник всех своих родных», «добрый мой приятель», «второй Чаадаев». Герой «родился на брегах Невы», его воспитание и образование в детстве и юности типичны для дворян того времени: Он по-французски совершенно Мог изъясняться и писал; Легко мазурку танцевал Не случайно А.С. Пушкин сравнивает Евгения Онегина с П.Я. Чаадаевым, которого многие считали прототипом главного героя. П.Я. Чаадаев был человеком необыкновенным, он был известен своим свободолюбием и независимостью суждений, честностью, утонченным аристократизмом и щегольством в одежде. Евгений Онегин так же, как П.Я. Чаадаев, выделяется независимостью. Оппозиционность в поведении, равнодушие к чинам и служебной карьере, культ праздности, изящного наслаждения и личной независимости, политическое вольнодумство - вот общие черты поколения 1820-х годов. Так же, как П.Я. Чаадаев, Онегин понял и оценил свет: «...Рано чувства в нем остыли; ему наскучил света шум...» «Светский лев», далекий от идеалов А.С. Пушкина, вырастает в серьезную личность, достойную стать рядом с автором, устанавливая единство их взглядов: Условий света свергнув бремя, Как он, отстав от суеты, С ним подружился я в то время. Мне нравились его черты, Мечтам невольная преданность, Не подражательная странность И резкий, охлажденный ум. Характер героя в конце первой главы оказался совсем не таким, каким был в начале романа. Таким образом, Евгений Онегин уже с первой главы показан в динамике, в развитии, что связано с «ростом» самого автора. Так, получив типичное для своего времени поверхностное образование («мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь»), Евгений Онегин затем много читает, анализируя прочитанное. От светского полуневежества и верхоглядства герой серьезно погружается в мир знаний. Он так же, как и автор, стремится «в просвещении стать с веком наравне». Это было время подъема русского самосознания, пробужденного войной 1812 года. В обществе возрастает интерес к писателям Англии, Франции и Германии. Поэтому не случайно не только Евгений Онегин, но и Владимир Ленский отличаются начитанностью, образованностью, стремлением к решению философских вопросов, богатым внутренним миром. Молодые герои романа являются представителями передовой образованной дворянской интеллигенции. Не зря автор описывает проблемы, которые обсуждают Евгений Онегин и Владимир Ленский. Но в книгах герой не нашел ответов на мучившие его вопросы в силу субъективности и предвзятости позиций авторов: Отрядом книг уставил полку, Читал, читал, а все без толку: Там скука, там обман иль бред; В том совести, в том смысла нет. А. С. Пушкину близок критический взгляд героя на литературу и на жизнь в целом. Высокие требования, предъявляемые Евгением Онегиным ко всему и всем, - признак глубокого, неравнодушного ума. Именно «резкий, охлажденный ум» героя позволил ему критически оценить людей, общество и жизнь: «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей...». Таким образом, в Евгении Онегине А.С. Пушкин первым из русских писателей изобразил тот тип образованного дворянина-интеллигента, который сложился в 20-е годы XIX века и в котором «выразился прогресс русского общества». Заключение В результате проведенного исследования мы пришли к следующим выводам: В эволюции взаимоотношений А.С. Пушкина и П.Я. Чаадаева, начиная со времени их знакомства в Царском Селе в 1816 году и кончая своеобразной формой как бы косвенного обмена письмами в последние месяцы жизни поэта, можно выделить несколько этапов. Первый этап связан со счастливым окончанием войны с Наполеоном и подъемом общественного самосознания. В лирике А.С. Пушкина это выразилось в вольнолюбивой лирике. В частности, в послании «К Чаадаеву» (1818) отразилась тенденция сообща думать, спорить, обсуждать новости, читать. Все это становится формой дружеского общения. Период с мая 1820 по конец 1822 года характеризуется крутыми изменениями жизненных обстоятельств А.С. Пушкина и П.Я.Чаадаева: оба они покидают столицу, но остаются духовно близки. К этому периоду относится второе послание «Чаадаеву (В стране, где я забыл тревоги прежних лет...)» (1821). Стихотворение насыщено сведениями о перипетиях их дружбы в период 1816-1821 годов. Дружба с П.Я. Чаадаевым для А.С. Пушкина в то время предполагала, прежде всего, благодарность, но также и готовность поэта прислушиваться к мнениям более опытного человека и охотно усваивать его мысли, несмотря на их новизну и парадоксальность. Критическая стадия в эволюции дружбы П.Я.Чаадаева и А.С. Пушкина - это период с 1822 по осень 1826 годов: оба они оторваны от российской общественности как таковой, оба мечтают о встрече и возможности продолжать прежние регулярные беседы. Путешествие П.Я. Чаадаева по Европе, его размышления о мировой истории и современной философии определяют выводы, сформулированные им в конце 1820-х - начале 1830-х годов в знаменитых «Философических письмах». А.С. Пушкин, в свою очередь, обретает реалистический образ мыслей, определивший его мировоззрение и творчество до конца дней. Заключительная глава истории дружбы А.С. Пушкина и П.Я. Чаадаева - это политические разногласия поэта и философа, которые нашли отражение в третьем послании «Чаадаеву (К чему холодные сомненья…)» (1824). Главная тема этого стихотворения - миф и связанный с ним монумент; его доминирующий тон - душевное спокойствие и раздумье. Произведение насыщено мифологическими и религиозными понятиями (“храм”, “боги”, “жертвоприношение”, “провозвестница”, “божество”). Они передают состояние душевной тишины и обращенность к памяти о былом. На первый план выдвигается обновление сердца и души каждого. Особое место занимает четверостишье «К портрету Чаадаева». Это своеобразный ключ к пониманию образа П.Я. Чаадаева в романе «Евгений Онегин». Всем известно, что сначала за П.Я. Чаадаевым следовала слава лихого гусара и Петербургского денди, а уже затем философа. Также и Евгений Онегин от светского полуневежества серьезно погружается в мир знаний. Список использованной литературы стихотворение пушкин чаадаев Пушкин А.С. Евгений Онегин // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в десяти томах. - М.,1958. - Т. 4. // www.rvb.ru/pushkin/toc.htm Пушкин А.С. К Чаадаеву // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в десяти томах. - М.,1958. - Т. 1. // www.rvb.ru/pushkin/toc.htm Пушкин А.С. Чаадаеву (В стране, где я забыл тревоги прежних лет...)» // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в десяти томах. - М.,1958. - Т. 1. // www.rvb.ru/pushkin/toc.htm Пушкин А.С. Чаадаеву (К чему холодные сомненья…) // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в десяти томах. - М.,1958. - Т. 2. // www.rvb.ru/pushkin/toc.htm Анненков П.В. А.С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений // literatulogiya.academic.ru А.С. Пушкин в воспоминаниях современников. - М., 1974. - Т. 2. А.С. Пушкин в русской философской критике. - М., 1990. Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками. - М., 1988. Мейлах Б.С. «…сквозь магический кристалл...». - М., 1990. Пушкин. Письма последних лет. 1834-1837. - Л., 1969. Чаадаев П. Я. Полное собрание сочинений и избранные письма. - М., 1991. Т. 2. Скачать архив (16.4 Kb) Схожие материалы: |
| Всего комментариев: 0 | |