| Главная » Экономика |
|
Введение В последние десятилетия Азиатско-Тихоокеанский регион - одна из самых обсуждаемых тем в международной политической аналитике. Начало тысячелетия было провозглашено «Тихоокеанским веком», а сам АТР - новым центром интеграционных процессов. АТР действительно стал площадкой, где функционируют форумы, региональные объединения, действуют двусторонние и многосторонние соглашения. Однако огромное количество этих площадок и договоров, вместе с многочисленностью и разнородностью самих акторов, делает АТР настолько сложным для понимания, что некоторые исследователи сомневаются в его существовании. Региональная интеграция должна рассматриваться в гегельянском ключе, как процесс, который следует за глобализацией, но, в конечном итоге, вступает с ней в антагонизм. Если глобализация расширяет границы, то свойство интеграции, наоборот, в сужении, в консолидации определенного региона. Исходя из этого, в АТР, с его разнородным, неопределенным составом участников, никаких интеграционных процессов не происходит. Тем не менее, повестка в рамках АТР чрезвычайно актуальна, и с каждым годом количество заключенных соглашений, например, о создании зон свободной торговли, только растет. Это обстоятельство ставит нас перед задачей определить, какое политическое и экономическое содержание за этим кроется. Объектом данной работы является перспективы развития Азиатско-Тихоокеанского региона. Предметом является специфика интеграционных процессов, происходящих в этом регионе. С целью выяснить, что собой представляет АТР, на каких основаниях он существует, и какие процессы происходят в его рамках, ставятся несколько задач, соответствующих главам данной работы. Во-первых, привести исторический экскурс в историю дискурса о «Тихоокеанском сообществе» с тем, чтобы выяснить, каково политическое содержание термина «АТР». Во-вторых, дать оценку существующим региональным площадкам сотрудничества с тем, чтобы определить в рамках которой из них, интеграционные процессы наиболее интенсивны. В-третьих, посмотреть на торговые потоки между главными государствами и субрегионами АТР, чтобы оценить, правомерно ли говорить об экономической взаимозависимости в рамках данного региона. В работе использованы работы таких российских и зарубежных экспертов, как Е.А. Канаев, Б. Камингс, И. Сон, К. Кокер, Т. Тэрада и другие. В качестве источника статистической информации была использована база Международного Валютного Фонда. 1. Эволюция дискурса о Сообществе в бассейне Тихого океана и Восточной Азии Прежде, чем анализировать особенности сотрудничества и характер международных процессов, происходящих в Азиатско-Тихоокеанском регионе, необходимо определить, что подразумевает под собой термин «АТР», какой состав государств он в себя включает. Несмотря на свою чрезвычайную популярность в академических и политических кругах, термин чрезвычайно спекулятивен, и, в зависимости от контекста, а также идеологических соображений заинтересованных лиц, трактуется по-разному. «На постоянной основе» в него включаются лишь страны Юго-Восточной Азии, Китай, Япония, Республика Корея и Соединенные Штаты Америки. Кроме того, учитывая, что термин АТР довольно новый и начал активно использоваться лишь в 80-х годах, возникают трудности с использованием смежных понятий - «Тихоокеанская Азия», «Тихоокеанское кольцо», «страны бассейна Тихого океана». Подобные разночтения являются причиной необходимости исторического экскурса в развитие региональных концепций. Один из главных вопросов, связанных с АТР: что послужило причиной выделять бассейн Тихого океана в качестве нового центра развития и некой новой общности? Ученые-исследователи АТР и некоторые политики любят ссылаться в этом вопросе на таких общепризнанных мыслителей как Маркс, которые предсказывали в свое время перемещение центра мирового развития из региона Атлантического в регион Тихого океана. Подобная мысль продвигалась и Гегелем, который связывал дальнейшее историческое развитие человечества именно с этой частью земного шара. Далее, в начале XX-го века, Государственный секретарь США Джон Хэй высказывался следующим образом: «Средиземноморье - океан прошлого, Атлантический - океан настоящего, Тихий - океан будущего». Однако представляется, что таких прогностических заявлений недостаточно, чтобы выделить какую-то часть планеты как некую общность. Впервые регион Тихого океана выступил в качестве объекта для политической концепции в 30-х годах XX века, когда Япония пыталась претворить в жизнь проект «Великой азиатской сферы взаимного процветания». Территориально, он включал в себя обширный регион от Сибири до Индии, и от Китая до Гавайских островов в Тихом океане. Разумеется, эту концепцию нельзя рассматривать в качестве основы формирования современного Тихоокеанского сообщества, однако не упомянуть ее совсем тоже нельзя. Далее после Второй мировой войны, складывается Сан-Францисская система международных отношений, построенная на двусторонних военных договорах. В регионе Тихого океана укрепляют свои позиции США - они заключают договоры с Японией, Австралией, Новой Зеландией и Филиппинами. В начале 50-х годов к этой системе присоединяется Тайвань и Корея, а в 60-х - Таиланд. Разумеется, все это происходило в рамках биполярной структуры международных отношений, и подобная система безопасности имела ярко выраженную антикоммунистическую направленность. Рассматривая аспект регионального сотрудничества, необходимо особо отметить, что указанные пакты и договоры со Штатами практически никак не повлияли на формирование многостороннего сотрудничества в Восточной Азии, в отличие от Европы. Напротив, в это время регион находился в периоде конфликтов и разобщенности. Таким образом, во внешней политике Соединенных Штатов регион Тихого океана примерно до 70-х годов имел значение исключительно в качестве плацдарма противостояния с Советским Союзом. Начиная с поздних 50-х, идея создания Тихоокеанского сообщества воодушевила Японию, чей статус значительно понизился до роли «младшего брата» Соединенных Штатов. Многие исследователи, например, Такэси Тэрада, объясняют переориентацию Японии с более узких рамок Восточной Азии «изменившейся международной средой». Разумеется под «средой» здесь понимается европейская интеграция, тенденция формирования экономических блоков. Однако более удачным объяснением представляется то, что Япония удачно воспользовалась «ядерным зонтиком», предоставленным США, для того, чтобы сконцентрироваться на экономическом развитии. В подобном контексте, расширение региона путем включения США, Канады, Австралии и Новой Зеландии вполне вписывалось в логику японской внешней политики, главная задача которой теперь состояла в поисках рынка сбыта для наращивающей обороты экспортоориентированной экономики. Постепенно на основе идеи сообщества в регионе Тихого океана в японских академических и политических кругах формируется так называемое «эпистемическое сообщество». Этот термин, применительно к международным отношениям, Питер Хаас в своей работе «Introduction: Epistemic communities and International Policy Coordination» трактовал как «сеть экспертов, имеющих общепризнанный опыт, компетентных в конкретной области, претендующих в ней на обладание политически значимой информацией». Главными японскими «протагонистами» сообщества в тихоокеанском регионе были, как пишет уже упомянутый Такэси Тэрада, Киёси Кодзима, Сабуро Окита и Такэо Мики - «ученый, чиновник и политик». Первый из них, Киёси Кодзима, профессор университет Хитоцубаси, в начале 60-х годов начал разработку проекта Тихоокеанской зоны свободной торговли (PAFTA - Pacific Free Trade Area). Он подразумевал устранение тарифных барьеров между пятью государствами - Японией, США, Канадой, Австралией и Новой Зеландией. Естественно, по всем проведенным расчетам Япония выигрывала больше всех остальных. Сабуро Окита же, в свою очередь, имея за спиной богатый опыт работы в региональных организациях, рассматривал в качестве первостепенного направления японской внешней политики Юго-Восточную Азию. Оба этих вектора объединил в единую концепцию Такэо Мики, первый из японских политиков, употребивший термин «Asia Pacific». Будучи министром иностранных дел Японии, в качестве новой концепции тихоокеанского сообщества Мики обозначил упомянутую PAFTA, только включив в нее Юго-Восточную Азию. Можно проследить, какую роль в этой структуре отводилась Японии - своеобразный мост между развитыми западными экономиками и развивающимися азиатскими. При этом, выигрыш предполагался с обеих сторон - экономическая выгода от торговли со Штатами, с одной стороны, и усиливающееся политическое влияние в Юго-Восточной Азии, с другой. Энтузиазм Японии был активно подхвачен Австралией, имеющей сходные интересы, и общими усилиями были созданы Экономический совет стран бассейна Тихого океана (PBEC - Pacific Basin Economic Council) в 1967 г. и Тихоокеанская конференция по торговле и развитию (PAFTAD - Pacific Trade and Development Conference) в 1968г. Важнейшими идеологами продвижения Тихоокеанского сообщества стали, соответственно, Киёси Кодзима и австралийский ученый Питер Драйсдейл. Пока ведущие державы тихоокеанского региона строили свои планы по поводу нового регионального устройства, в 1968 году была создана Ассоциация стран Юго-Восточной Азии, которая стала зарождением нового центра международной кооперации. Говорить о некой предопределенности тут не приходится, так как регион имеет многовековую историю разобщенности, несмотря на географически близкое соседство. Если обратиться к историческим фактам, то можно обнаружить, что этот регион, за исключением Японии и Таиланда, был объектом жесткой колониальной политики западных держав, В двадцатом же веке фрагментации региона способствовали два фактора. Первый из них, это деколонизация. Получив независимость и самостоятельность, главным образом, во внутренней политике, новоявленные политические элиты от Индонезии до Филиппин обратили свое внимание, в большей степени, на защиту и укрепление полученного суверенитета, и построение полноценного национального государства, нежели на интенсификацию отношений с соседями и интеграцию в регионе. Второй фактор, это, безусловно, «холодная война» между США и СССР. Корейский полуостров был фактически неявной ареной для двух сверхдержав. Страны Индокитая были расколоты кровопролитными войнами сначала с Францией, потом с Америкой и, в конечном итоге, между самими собой. Индонезия присоединилась к Холодной войне в середине 60-ых, что привело и к разделению внутри самой страны, и к длительному ухудшению отношений с непосредственными соседями. Партизанские восстания распространялись по Филиппинам, Таиланду, Мьянме и Малайзии. Около двадцати процентов населения Камбоджи было уничтожено во время режима «красных кхмеров» в середине 70-ых. Победа Мао Цзэдуна в Китае в 1949 и вовсе привела к изоляции страны Соединенными Штатами и их союзниками по всей Азии. Все эти исторические предпосылки сохраняли Восточную Азию разобщенной. Не поощряла региональное сотрудничество и уже упомянутая Сан-Францисская система международных отношений. Единственная организация, связывающие страны Юго-Восточной Азии, до АСЕАН была СЕАТО (Организация Договора Юго-Восточной Азии), предполагаемый региональный аналог НАТО, просуществовавший с 1955-1977 гг., распущенный вследствие полной несостоятельности в обеспечении безопасности. Таким образом, к началу 70-х годов стало возможным четко выделить акторов, которые в будущем будут формировать повестку «Азиатско-Тихоокеанского региона» - США, Япония, «пятерка» АСЕАН (Индонезия, Малайзия, Сингапур, Таиланд и Филиппины). Последний актор - Китай, и о нем будет сказано чуть ниже. В начале 70-х гг. когда японские компании были в поисках дешевой рабочей силы, стал происходить процесс «кудока» (яп. - «вымывание»). Он заключался в вынесении основной части производства за границу, главным образом, в страны-соседи. Таким образом, Юго-Восточная Азия стала главным реципиентом японских инвестиций. Сформировалась так называемая «стая гусей», и Япония, став в ней «вожаком», стимулировала экономический рост государств ЮВА, составивших впоследствии «первую волну» новых индустриальных стран (НИС). Тем временем, внимание Штатов было приковано к Китаю, чьи отношения с СССР значительно испортились еще в 60-е. План Штатов состоял в формировании стратегического антисоветского треугольника США-Япония-Китай. Таким образом, остальная часть Восточной Азии на время выпадала из фокуса американской внешней политики. Япония же расценила подобные «заигрывания» с Китаем «как понижение статуса Японии в отношениях с США». В ответ на так называемые «шоки Никсона» - визиты американского президента в Китай без предварительной договоренности с Токио - Япония взяла направление в сторону большей внешнеполитической самостоятельности, оставив в стороне риторику о «Тихоокеанском сообществе». Однако США оставили Восточную Азию ненадолго. Уже в середине 70-х гг. стало понятно, что быстрыми темпами развивающаяся Япония и следующие за ней НИСы ЮВА становятся главным «локомотивом» регионального экономического прогресса. Это стало благодатной почвой для начала в США дискуссии о «тихоокеанском веке». Политическая, продиктованная биполярностью международной системы, повестка сменяется экономической. Интересно объясняет «переоценку» Восточной Азии Штатами американский ученый марксистского толка Брюс Камингс. По его мнению, дискурс о «Тихоокеанском кольце» (термин-аналог АТР того периода) - это искусственный конструкт, построенный на интересах американских экспортеров на азиатские рынки и импортеров азиатских товаров. Эти интересы лоббировались в исследовательских центрах, спонсируемых направленным в соответствующий регион бизнесом. Вот как профессор Камингс пишет об этом в своей статье: «примером тому может служить Школа международных отношений им. Генри Джексона при Вашингтонском Университете (хотя еще не названная в честь сенатора Джексона до 1983), которая спонсировалась Боингом, Вейерхаузером и другими корпорациями, в Сиэтле, который уже вступал в Тихоокеанский век. Другой пример - это факультет международных отношений и тихоокеанских исследований Калифорнийского Университета в Сан-Диего. К сегодняшнему моменту у нас есть множество других академических центров «исследований тихоокеанского кольца»». Камингс трактует термин «Тихоокеанское кольцо» как классовое определение Азии. Во-первых, в это «сообщество» входили, разумеется, только капиталистические государства, соответственно, без учета Вьетнама, Кампучии, Индонезии, Китая. Во-вторых, государства региона четко делились на две категории. С азиатской стороны - развивающиеся страны с дешевой, но качественной рабочей силой, а с западной стороны - развитые государства с высокой покупательной способностью. Отвечая на поставленные в начале главы вопросы, необходимо остановиться на этом моменте и подвести предварительный итог. С конца Второй мировой войны и вплоть до 80-х гг. ни Азиатско-Тихоокеанского региона, ни одного из его ранних аналогов, будь то «стран бассейна Тихого океана» или «Тихоокеанского кольца», в качестве некой экономической или политической целостности попросту не существовало. Здесь можно сделать два наиболее существенных вывода об особенностях Азиатско-Тихоокеанского региона. Вывод 1. АТР определяют не объективные процессы региональной экономической интеграции, а конкретная политическая повестка, политическая воля ведущих, наиболее развитых государств, имеющих в «АТР» свои конкретные национальные интересы. Этим и объясняется крайняя расплывчатость, неточность в определении региона. Разумеется, в теории международных отношений само понятие "регион" довольно сложное для понимания, так как включает в себя не только географические рамки. В определении региона существует, например, такая система критериев в качестве оснований для выделения региона: общность исторических судеб; наличие свойственных только этой группе особенностей культуры (материальной и духовной); географическое единство территории; сходный тип экономики; совместная работа в региональных международных организациях. Разумеется, соответствие «региона» всем этим критериям вряд ли возможно на практике, но в случае с Азиатско-Тихоокеанским регионом не выполняется ни один. В АТР между государствами никогда не существовало «общности исторических судеб», но и региональные вызовы, с разрядкой международной напряженности в 80-х, ставящие страны перед общими задачами, также исчезли. Следует отметить, что регион характеризуют не только вышеупомянутые критерии, он может быть построен совместными усилиями составляющих его государств, так называемая «интеграция сверху», если для этого есть экономические стимулы, например, торговые взаимные выгоды. Применительно к АТР можно говорить об экономических интересах, однако, проблема заключается в том, что эти интересы не носили взаимного характера. АТР существовал только как некий конструкт, который, к концу описываемого в этой главе периода, отражал внешнеполитический курс Соединенных Штатов на усиление своего присутствия в Восточной Азии. Вывод 2. Переключаясь с Соединенных Штатов на Восточную Азию, заключается в том, что последняя становится связующим звеном всей тихоокеанской региональной архитектуры. Какая бы организация ни создавалась в рамках необъятного АТР, в ее основе будут страны-члены АСЕАН, Япония, Южная Корея и Китай. С 1989 года, а именно с создания форума Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества можно говорить о новой вехе регионализма. Хоть его создание и принято приписывать Австралии, но по сути это плод усилий тех «эпистемических сообществ», чья деятельность культивировалась в рамках созданных в конце 60-х годов PAFTAD, PECC и PBEC. Эти организации стали площадкой для переговоров и дискуссий в высших политических, академических и деловых кругах, что дало толчок к возникновению влиятельных групп людей со схожими представлениями о региональном строительстве. Пока Соединенные Штаты и Япония были увлечены действиями друг друга, инициативу на этих площадках перехватила Австралия, имевшая в АТР чисто экономические интересы и крайне заинтересованная в большей торговой либерализации. К моменту создания АТЭС, благодаря австралийским усилиям, повестка в организациях-предшественницах Форума уже была неолиберальной. К 1989 году международная обстановка разрядилась достаточно для того, чтобы вновь запустить «Азиатско-Тихоокеанский» проект по правилам капитализма и свободной торговли. Развитие теперь уже Азиатско-Тихоокеанского региона пошло по двум направлениям. Первое из них, экономическое - осуществлялось по вектору вышеупомянутого АТЭС. Второе, политическое, обусловленное актуальностью проблемы обеспечения региональной безопасности, было создано в рамках АРФ в 1994 году. В один миг «Азиатско-Тихоокеанская повестка» стала чрезвычайно актуальна - в рамках АТЭС встречи проводились ежегодно, что говорит о большом интересе участвующих «экономик», как было принято называть участников из-за проблемы Гонконга и Тайваня. Однако само их участие в качестве независимых членов, само достижение консенсуса с Китаем по этому вопросу уже было достаточным условием для многочисленных прогнозов большого будущего форума. Оценка форуму АТЭС, а также другим транстихоокеанским и восточноазиатским площадкам будет дана позднее, однако представляется необходимым сделать некоторые замечания, учитывая задачу изучить саму структуру АТР. Все эти площадки имеют одну особенность. Вот что отметил Директор новозеландского центра исследований АТЭС Роберт Сколлей в своей лекции, посвященной Форуму, 20 февраля 2012 г. в Москве: «Другим важным событием в ранние годы существования Форума стало достижение консенсуса среди стран АСЕАН на встрече в Кучинге в 1990 году по вопросу поддержки деятельности АТЭС. «Кучингский консенсус» определил свод правил, на основе которых АТЭС действует и сегодня: равенство и равноправие, всеобщая выгода, и признание различий в уровне развития экономик-участниц. Кроме того, важной характеристикой АТЭС является то, что все соглашения заключаются строго на добровольной основе, а решения принимаются только на основе консенсуса». Принципы, которые нужно здесь отметить, это «на добровольной основе» и «на основе консенсуса», потому что они фактически являются переформулировкой принципов АСЕАН, которые вошли в обиход под общим названием «the ASEAN way». Вывод из этого следует очевидный - во всех региональных организациях, в каких бы рамках они бы ни оперировали, ведущую роль играют страны АСЕАН. Они задали правила игры в АТЭС, и это не говоря о таких структурах как АРФ, где верховенство АСЕАН следует из самого названия, и АСЕМ. Как пишет ведущий научный сотрудник Центра азиатско-тихоокеанских исследований ИМЭМО РАН Е.А. Канаев: «… Ассоциация отвечает за «маршрут» и «правила движения» диалога. Партнеры же принимают это как данность, хотя многие заметно превосходят Ассоциацию по экономической мощи и политическому влиянию». Таким образом, после нескольких десятилетий тихоокеанского регионализма, многочисленных смен концепций «региона» в зависимости от тех, кто стоит у власти в ведущих странах, к концу века окончательное слово в региональной повестке перешло к странам АСЕАН. И теперь, для того, чтобы определить направления строительства «тихоокеанского сообщества», нужно обращаться к дискурсу внутри Ассоциации. В 90-х годы внутри АСЕАН существовало два сценария, по какому пути развивать региональное сотрудничество, и что, в конечном итоге, понимать под регионом. Часть стран выступала за рассмотренные выше механизмы сотрудничества в рамках АТР, среди них были в основном те, у которых были тесные связи со Штатами, например, Сингапур. Довольно часто можно услышать точку зрения, что США интенсивно давили на своих союзников в Восточной Азии, чтобы протолкнуть свои интересы в региональных экономических организациях и политических площадках. С этим можно согласиться, но только отчасти. Нельзя поспорить с тем, что Штаты имеют огромное влияние на все международные процессы в Азиатско-Тихоокеанском регионе и в Тихоокеанской Азии, в частности. Штаты имеют несравненно больше мощи и влияния для того, чтобы добиваться нужного результата по необходимым вопросам. Однако представляется неверным списывать на это «политическую несамостоятельность», о которой говорят, описывая внешнюю политику стран Восточной Азии. На сегодняшний момент Соединенные Штаты являются единственной в мире сверхдержавой, и их влияние на мировую политику действительно велико. Но если взять, к примеру, внешнюю политику Евросоюза, то ее нельзя назвать несамостоятельной, несмотря на то, что интересы Штатов в Европе проявляются так же, как и в Азии, если не сильнее. Если причина не совсем в тяжеловесных Штатах, то тогда очевидно следует взглянуть на сами страны Восточной Азии. Представляется некорректным суждение, что они лишь «жертвы» американского влияния, их политической и экономической экспансии. Здесь, прежде всего, необходимо выделить Японию, которая в целом была довольна существующим положением дел. Как пишет о ней член-корреспондент РАН, японист М.Г. Носов: «пользуясь американскими обязательствами по обороне Японии, она не только экономила значительные ресурсы, но и имела возможность избегать участия в американских военных авантюрах». Примерно то же самое можно сказать и о тех странах АСЕАН, которые связаны с США аналогичными «договорами безопасности». Асеановцы искренне считали, что никакой мультилатерализм, никакая региональная организация не сможет обеспечить их безопасность лучше, чем их двусторонние договоренности со Штатами. А если уж и создавать региональную группировку, то определенно она не будет иметь смысла без американцев. Однако далеко не все восточноазиатские страны разделяли эту позицию, поэтому необходимо вернуться ко второму сценарию регионального развития. Часть стран ЮВА, и в их главе следует признать Малайзию, с начала 90-х годов впервые начала отстаивать «закрытый регионализм», ограниченный рамками Восточной Азии. Началось все в 1990 году, когда должен был по первоначальным планам закончиться Уругвайский раунд Всемирной Торговой Организации. Махатхир Мохамад, на тот момент премьер-министр Малайзии, выступил с жесткой критикой АТЭС и факта участия стран ЮВА в региональном интеграционном объединении наряду с западными странами. Впервые столь громко зазвучала идея «Азия для азиатов», представленная Мохамадом в концепции Восточноазиатской экономической группировки/ совета (East Asian Economic Group/Council). И хотя в то время инициатива не реализовалась, но уже в 1996 году была организована первая встреча в рамках механизма АСЕАН+3 (страны АСЕАН, Китай, Япония, Южная Корея), где состав членов был в точности как в предложенной Мохамадом группировке, за исключением Вьетнама, который присоединился к «асеановцам» в 1995 году. Первые саммиты в формате АСЕАН+3 совпали с Азиатским финансовым кризисом поздних 90-х гг., когда Азия была оставлена «товарищами» по АТР. АТЭС был признан неэффективным, дискуссии о «Тихоокеанском веке» угасли, и новым модным словом в литературе о мировой политике стал «восточноазиатский регионализм». Второму дыханию не поспособствовало даже присоединение к Форуму тихоокеанских стран Латинской Америки. Это лишний раз служит доказательством тому, что Азиатско-Тихоокеанский регион - это конструкт, целиком построенный на центральном положении Восточной Азии. Однако теперь возникла проблема быстро набирающего силу и экономическую мощь Китая. Если раньше это не так бросалось в глаза, так как в рамках тихоокеанских площадок Китай было кому сдерживать, то теперь, оставшись с ним наедине в АСЕАН+3, перед остальными партнерами встала серьезная задача. Традиционно, региональный «баланс сил» поддерживала Япония, но в то время как Китай бурными темпами рос, японская экономика, наоборот, замедлила темпы роста, и задачи преодолеть «потерянное десятилетие» 90-х гг. были для нее первостепенны. «Замкнуть» регион четкими территориальными рамками не получилось, и в качестве механизма сдерживания Китая, благодаря японским усилиям был запущен диалоговый механизм АСЕАН+6, включающий кроме «тройки», Австралию, Новую Зеландию и Индию. Казалось бы, региональная интеграция если не замкнулась территориально, то определенно окончательно оформилась в рамках общей концепции Восточноазиатского сообщества. Если «индийская» карта, наряду с «австралийской» и «новозеландской», еще разыгрывалась, то США, Латинскую Америку и Россию в восточноазиатский регионализм уже не звали. Интрига осталась, однако она заключалась только в том, какой же механизм АСЕАН возглавит «сообщество» - АСЕАН+3 или АСЕАН+6. Создание в 2005 году Восточноазиатского саммита проблему не разрешило - многие главы государств АСЕАН четко заявляли, что ВАС - лишь проявление мультилатерализма, и в «сообщество» ни индийцы, ни австралийцы, ни новозеландцы не войдут. Но уже в 2010 году произошли совершенно неожиданные события. Во-первых, произошло расширение Восточноазиатского саммита за счет вступления США и России, что само по себе уже означало возвращение к риторике в рамках АТР. Более того, в 2010 г. начались полномасштабные переговоры по Транстихоокеанскому партнерству между 12 странами АТР, что фактически можно расценивать как возрождение АТЭС. В этой главе была рассмотрена эволюция дискуссии о формировании регионального «сообщества» в бассейне Тихого океана. Многочисленные концепции, касающиеся строительства этого сообщества, его структуры, и его территориальных границ, привели к созданию большого количества экономических объединений. Азиатско-Тихоокеанский регион стал характеризовать эффект «spaghetti bowl». Суть эффекта состоит в возникновении трудностей во внутрирегиональной торговле из-за обилия внутрирегиональных же, но двусторонних договоров, которые устанавливают торговые барьеры по отношению к третьим государствам. Поэтому для того, чтобы разобраться во всей сложной структуре тихоокеанского регионализма, в специфике его интеграционных процессов, представляется необходимым разобрать отдельно наиболее значимые диалоговые площадки для понимания, в каком направлении будет двигаться дальнейшее сотрудничества. Однако уже сейчас, после приведенного экскурса в историю «азиатско-тихоокеанской интеграции», можно сделать вывод о том, что представляет собой современный АТР. Прежде всего, нужно отметить, что число государств, относящихся к АТР, в большинстве случаев значительно превышает даже число участвующих экономик АТЭС. При употреблении термина АТР подразумевается, что туда включены как минимум многочисленные государства Океании, такие как Кирибати, Тувалу, Науру. Как максимум, туда входит неопределенное количество евразийских стран, так, например, база данных МВФ туда включает даже Азербайджан и Армению. Представляется, что в таких широких рамках нельзя говорить об интеграции, - настолько разнородные государства не могут определяться термином «регион», подразумевающем какую-то целостность. Чтобы разрешить задачу определения границ АТР, нужно вернуться к сделанным ранее выводам. В этой главе уже было установлено, что Азиатско-Тихоокеанский регион образуют не объективные экономические и политические процессы, приводящие к взаимозависимости государств, но их четко осознанные интересы, выраженные в конкретных политических инициативах. Поэтому относить к АТР страны, не участвующие активно в региональных экономических форумах, организациях и объединениях, представляется необоснованным. Таким образом, в наиболее жизнеспособном определении АТР остаются Северная Америка, тихоокеанская часть Латинской Америки, Австралия и Новая Зеландия, Восточная Азия (определяемая как состав механизма АСЕАН+3) и Россия. Однако нужно отметить, что остается вопросом, насколько, применительно к данному рабочему определению АТР, возможно говорить об интеграционных процессах в рамках всего региона. Приведенный выше исторический экскурс показал, что в рамках АТР существует несколько главных акторов, которые действительно задают повестку - это США, страны АСЕАН, Китай, Япония, Австралия и Новая Зеландия. Для того, чтобы понимать, правомерно ли говорить о существующих интеграционных процессах или об их перспективе, предлагается рассмотреть АТР с двух направлений. Первое - политическое, соответствует второй главе данной работы, где будут рассмотрены основные площадки регионального сотрудничества. Второе - экономическое, где будет оценена степень торговой взаимозависимости между различными субъектами АТР. 2. Механизмы сотрудничества в Азиатско-Тихоокеанском регионе .1 Транстихоокеанский вектор сотрудничества. АТЭС Создание в 1989 г. форума Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества во многом заслуга сотрудничества Японии, Австралии и Соединенных Штатов Америки. Как уже отмечалось, АТЭС был создан на основе предшествующих транстихоокеанских площадок - Тихоокеанского совета экономического сотрудничества (PECC), Экономического совета стран бассейна Тихого океана (PBEC), Тихоокеанской конференции по торговли и развитию (PAFTAD). Первоначально, АТЭС основали 12 тихоокеанских государства - США, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Республика Корея, Япония и, на тот момент, «шестерка» АСЕАН (Малайзия, Филиппины, Индонезия, Сингапур, Таиланд и Бруней). В 1991 году Форум хорошо себя зарекомендовал, разрешив проблему вступления как самостоятельных участников Гонконга и Тайваня. Оба вошли в АТЭС вместе с КНР, и с тех пор члены АТЭС начали называться «участвующими экономиками». На сегодняшний момент в АТЭС входит 21 экономика АТР, учитывая Россию, некоторые страны Юго-Восточной Азии, вступившие в АСЕАН, тихоокеанскую Латинскую Америку и т.д. Главные цели организации: Снижение таможенных пошлин, устранение барьеров в торговле между странами региона. Построение эффективных экономик с увеличением экспортной составляющей. Создание к 2020 году во всем регионе системы свободной и открытой торговли и либерального инвестиционного режима. Учитывая заинтересованность всех главных игроков АТР в создании АТЭС, на успехи этого объединения возлагалась большие надежды. Начиная с 1993 г., саммиты проходили с регулярностью почти раз в год. Наибольший оптимизм в истории АТЭС был связан с принятием в 1994 г. Богорской Декларации. Ключевым моментом этой Декларации была либерализация экономик стран-участниц форума: развивающихся - к 2020, а развитых - к 2010 г. Так как Форум создавался, исходя из экономической повестки, несмотря на все усилия отдельных, заинтересованных в обсуждении проблем безопасности акторов, то и рассматривать АТЭС следует с точки зрения экономических интересов. Что не отменяет того факта, что они тесно связаны с политическими стимулами. Кроме Австралии, традиционно продвигающей идею «тихоокеанского сообщества», на АТЭС делали ставку Соединенные Штаты и Япония, поэтому целесообразно уточнить позицию этих стран. Принято считать, что АТЭС в американском исполнении - это своего рода недопущение формирование какого-либо сообщества или объединения без США, как ответ на возросшую экономическую активность в рамках АСЕАН и Восточной Азии. Подобное суждение представляется верным только с экономической точки зрения. С политической точки зрения, «АТР» как идеологический конструкт был важен для Америки лишь с точки зрения его конкретной антисоветской направленности. И то, после того, как попытка установления стратегических отношений с КНР увенчалась неудачей, Америка была вполне удовлетворена своим политическим присутствием в рамках двусторонних договоров безопасности с азиатскими странами. К 1989 году, с исчезновением «советской угрозы», АТР теряет для США значение в качестве инструмента влияния на политику в Восточной Азии. Однако, безусловно, это не относится к экономическим интересам Штатов в Восточной Азии. Кроме упомянутого выше аргумента профессора Брюса Камингса о возросшем количестве ТНК, направленных на восточноазиатские рынки, США волновал и волнует до сих пор возрастающий торговый дефицит с некоторыми странами ВА, например, Малайзией и Японией. Поэтому заявленная цель АТЭС о либерализации торговых режимов имеет прямое отношение к американским интересам. В связи с этим, США всегда были сторонниками более институционализированного объединения и конкретных обязательств, в чем встречали жесткую оппозицию со стороны азиатских стран, приверженных принципу «the ASEAN way». Несмотря на бурное начало, даже принятие конкретных Богорских целей, правда, опять же на добровольных началах, надежды Штатов связать НАФТА в одну большую ФТААП (FTAAP - Free Trade Area for the Asia Pacific) таяли с каждым годом. Можно сказать, что США на ниве АТЭС испытывали те же трудности, что и Австралия, также настаивающая на конкретных шагах к свободной торговле. Собственно, обе страны вместе и клеймили за пропаганду «англо-саксонской» интеграции. На этом сложности Австралии и Штатов не заканчивались. Отдельным камнем преткновения служило желание вступить в АТЭС тихоокеанских стран Латинской Америки. Казалось бы, США должны были поощрить вступление в ряды АТЭС стран, входящих в «Западное полушарие», то есть стран, традиционно входящих в американскую сферу влияния. Тем не менее, как и Австралия, Штаты считали, что вступление новых членов лишь замедлит процесс принятия решений и снятие торговых барьеров. Однако Латинская Америка все-таки вступила в АТЭС. Вот как это произошло с Чили: «Ввиду того, что австралийский премьер-министр и некоторые люди из американской администрации имели свои аргументы против вступления Чили, последняя оказалась в затруднительном положении. В конце концов, премьер-министр Малайзии Махатхир заявил, что он не допустит вступления ни Мексики, ни Папуа Новой Гвинеи, если Чили не позволят вступить. Так как это решение влияло на интересы поддерживающих их государства (США и Австралии), компромисс был достигнут, Папуа Новая Гвинея и Мексика присоединились в 1993 г., а Чили - в 1994 г.». Причины же желания Чили, Перу и Боливии присоединиться к АТЭС были достаточно понятны. Они столкнулись с проблемами регионализации, когда во всем мире начинают появляться дискриминационные торговые блоки, а один из них - МЕРКОСУР, находился прямо у них под носом. При этом из латиноамериканской интеграции они оказались по сути выключенными, так как были и до сих пор являются лишь ассоциированными членами организации. Поэтому, перед ними, как развивающимися экспортно-ориентированными странами стояла задача диверсификации направлений этого экспорта, что и привело к выбору ими восточноазиатского направления. Насколько этот выбор стал эффективен с экономической точки зрения, будет рассмотрено в третьей главе, где будет оценена торговая взаимозависимость между различными субрегионами и акторами АТР. Здесь же предполагается целесообразным рассмотреть внутриполитические и международные аспекты участия Латинской Америки в АТЭС. Несмотря на то, что Восточная Азия чрезвычайно привлекательна для латиноамериканских стран с точки зрения расширения экспортной базы и участия в глобальном процессе регионального строительства, на уровне местной власти азиатско-тихоокеанское сотрудничество остается довольно непростой проблемой. Для того, чтобы успешно влиться в торгово-экономическое объединение, нужно первым делом снизить трансакционные издержки. В случае Латинской Америки эти издержки были чрезвычайно высокими, поскольку ни местный бизнес, ни местные властные органы не понимали ни законодательства в восточноазиатских странах, ни рыночных барьеров, ни местной культуры ведения бизнеса. Политические, экономические и культурные барьеры встали непреодолимой стеной. В теории, Латинская Америка должна была справиться с этими трудностями, так как в начале 90-х ей удалось стать членом всех значимых площадок АТР. Их консультативный характер, предоставление возможностей для установления деловых контактов, а также внушительное число исследовательских центров предоставляли хорошую возможность для таких стран как Чили Перу и Боливия приспособиться к «правилам игры» на новом поле. Однако на практике работа этих консультативных советов буксовала из-за несогласованности позиций между отдельными ведомствами стран ЛА. А в некоторых странах был и вовсе не выработан курс относительно Восточной Азии. Например, «в Перу, президентская дипломатия Фухимори была в некоторой мере успешна по части углубления политических связей с некоторыми азиатскими странами, Однако, когда режим Фухимори исчез, стало очевидно, что помимо президентской дипломатии не было скоординированного политического курса». Тот факт, что, тем не менее, Латинской Америке позволили принять участие в АТЭС и других тихоокеанских площадках «второй дорожки», поднимает вопрос, с какой целью это было сделано. Представляется, что тут необходимо вернуться к тому примеру, когда премьер-министр Малайзии Махатхир привязал участие Мексики и Папуа Новой Гвинеи к вступлению Чили. Определенно, это была попытка дискредитировать АТЭС, допустив принятие тех экономик, из-за которых принятие любых обязательств по либерализации будет намного сильнее растянуто во времени. Хотя, разумеется, Махатхира волновала куда более глобальная задача сделать невозможным само возникновение «Тихоокеанского сообщества». Тем не менее, в этом отношении позиция Махатхира разделялась большинством восточноазиатских стран, даже тех, которых условно «мыслили» в рамках АТР. Чтобы понять, почему, надо рассмотреть подход стран Восточной Азии к АТЭС. Нужно отметить, что для них интересы в АТР имели, прежде всего, политический характер. А в условиях растущего в регионе Китая, такие площадки как АТЭС имели значение, как элемент «баланса сил» в его неореалистической трактовке. В этом смысле, принцип добровольности прекрасно совпадает с поставленными целями Поставленная АТЭС в Богорской декларации цель большей открытости рынков вообще проблематична в условиях азиатского протекционизма. Первой отказалась проводить либерализацию Япония. Согласно Огите, «Япония не приняла программу ускоренной добровольной частичной либерализации по следующим двум причинам: из-за полного неприятия Министерством сельского, лесного и водного хозяйств и членами Парламента, влияющими на сельскохозяйственный комитет, а также из-за недостатка политического руководства в кабинете». Таким образом, в АТЭС произошел если не раскол между участвующими экономиками, то определенное недопонимание. Австралия и США критиковали Японию за слишком широкое толкование термина «добровольность». Восточноазиатские страны же обвиняли Австралию и США в нарушении принципов Форума. Исходя из этих соображений, принятие новых членов в АТЭС сняло бы все вопросы со стран Восточной Азии по поводу торможения процессов снятия торговых барьеров. Ведь это будет требовать дополнительных переговоров с вновь вступившими экономиками. Учитывая уже отмечавшуюся гетерогенность экономик Латинской Америки и Восточной Азии, откладывать любые серьезные экономические вопросы можно на очень долгий период времени. Азиатский кризис, в этом плане, имел такое же значение - он сильно подорвал представление об АТЭС как об эффективной региональной экономической структуре. Если страны Юго-Восточной Азии и Япония имели какие-то экономические интересы в АТЭС, так это, определенно, уверенность, что Форум служит залогом помощи со стороны Штатов в поддержании экономической стабильности. Однако, действия США и, особенно, МВФ в то время скорее усугубляли ситуацию. Если говорить о Японии, то, безусловно, для нее АТЭС - это вопрос сдерживания в регионе Китая. Поэтому, поначалу, она продвигала Форум в такой же мере, что и Штаты с Австралией. Возможно причиной тому так же старое стремление Японии служить особым мостом между западными и восточными государствами. Тем не менее, особенно после Азиатского кризиса, Япония уже не скрывает переориентации своей внешней политики в сторону Юго-Восточной Азии и не так скептично относится к возможности неучастия США в региональных объединениях, примером чему может служить и концепция японского премьер-министра Юкио Хатоямы о «Восточноазиатском сообществе», позиция США в котором остается неясной. Несмотря на эти переплетения различных интересов участвующих экономик АТЭС, безусловно, когда речь идет о будущем АТЭС, нельзя говорить о его несостоятельности. Помимо всех геополитических перипетий в АТР существуют также и интересы бизнеса, где в рамках АТЭС есть несколько эффективных инициатив. После того, как в 1997 году была создана группа по мобильности деловых людей (Business Mobility Group), помимо традиционных мер против коррупции и барьеров для деловой мобильности, была разработана система карт для деловых поездок (APEC Business travel card). Она позволяет свободно передвигаться в экономиках-участницах проекта с ускоренной процедурой оформления в аэропорту и с отсутствием необходимости оформления визы. «Система карт АТЭС была первоначально введена в тестовом режиме в 1997 году тремя экономиками: Австралией, Республикой Корея и Филиппинами. В 1998 к ней присоединились Чили и Гонконг. В результате анализа итогов проект оправдал себя, и в 1999 году присоединяются новые участники - Новая Зеландия и Малайзия, далее - Бруней, Перу и Таиланд в 2001, затем Китай и Индонезия в 2002. После этого система была полностью или частично принята всеми экономиками. Исключения в данном случае составляют США Канада и Россия - они участвуют в программе не в полной мере, а в качестве транзитных членов». Возвращаясь к противоречиям в АТЭС, прежде, чем давать окончательную оценку Форуму, хотелось бы рассмотреть одну из последних инициатив, которая поставила в затруднительное положение тех, кто однозначно говорил о «затухании» сотрудничества в рамках АТР. Речь идет о Транстихоокеанском партнерстве. 2.2 Транстихоокеанское партнерство Переговоры по Транстихоокеанскому партнерству начались с момента подписания в 2005 году Соглашения о Транстихоокеанском стратегическом экономическом партнерстве между так называемой «тихоокеанской четверкой»(Pacific Four - сокр. P4) - Новой Зеландией, Брунеем, Сингапуром и Чили. Так как соглашение было оставлено открытым для вступления новых членов, что касалось, прежде всего, участвующих экономик АТЭС, в 2008 году, инициативу проявили и Соединенные Штаты, и Австралия, начав переговоры. Вообще, после начала мирового финансового кризиса в 2008 году, можно сказать, что внешнеполитический курс Штатов снова вернулся в Азию. До этого, после 11 сентября 2001 года, в эпоху президентства Дж. Буша мл., США были сконцентрированы на борьбе с терроризмом, увязли в Ираке и Афганистане, предоставив Восточной Азии самой разбираться с последствиями Азиатского финансового кризиса поздних 90-х годов. АСЕАН+3 время не теряли, поэтому для США было необходимо восстановить свое значение в регионе. Заявление о присоединении США к ТПП было сделано еще Бушем, однако полномасштабно к переговорам приступил лишь Барак Обама. При нем было завялено о «возвращении Америки и в Азию», сама же Америка теперь стала позиционироваться как «Тихоокеанская нация». Безусловно, помимо основных экономических интересов в виде растущих доступа на растущие азиатские рынки, США стремятся вернуть и политическую значимость, которая несколько упала за прошедшее десятилетие. Последние тенденции в Азии говорят о том, что построенная Штатами система безопасности начинает устаревать, и это хорошо видно на примере Японии. Говоря об отношениях этих двух стран, принято говорить о соперничестве за право «лидерства» в АТР. Однако «лидерство» требует не только экономический потенциал, но и самостоятельного внешнеполитического курса. Самостоятельность в мировой политике несет большие издержки, за Японию же эти издержки всегда платили Штаты, начиная с затрат на оборону. Поэтому в таких условиях «соперничество» с тем, кто платит за твою безопасность, номинально. Однако последняя концепция премьер-министра Японии Ю. Хатоямы о «Восточноазиатском сообществе» говорит о том, что в японском правительстве, по крайней мере, в Демократической партии, появились люди, которые считают, что пора эти издержки брать на себя. Возможно, это заявление имеет мало отношения к реальности, ведь в последние года для азиатско-тихоокеанских политиков стало модным провозглашать собственные концепции и видения региона. Но, определенно, для Штатов это было серьезным «маячком» пересмотреть свою политику в ВА. Лишний стимул для этого - Китай, который давно перестал быть региональным игроком и всерьез обратил на себя внимание Штатов. Прежде всего, так как ТПП - это экономическое партнерство, подразумевается экономическое влияние Китая. В то время как доля импорта из США и Японии в другие страны ТПП за последние десять лет снижалась, из Китая, напротив, она существенно выросла. В этой связи, США сделало на ТПП еще большую ставку, чем оно делало на АТЭС, так как в эти переговоры Китай уже не зовут. Напротив, государственный секретарь США Хиллари Клинтон подчеркнула, что, так как ТПП - это не только экономическое сотрудничество, но и политическое, то Китай вряд ли сможет участвовать в переговорах, как страна, систематически нарушающая права человека. Здесь нужно отметить, что США в принципе тяжело ведут любые переговоры не с «демократиями». Видимо, несмотря на все ранние заявления, Япония придерживается той же позиции по отношению к Китаю, раз согласилась вступить в переговоры. Как пишет Д. Камру, «Наото Кан, кажется, первый японский политический лидер, готовый вступить в конфронтацию с влиятельными фермерами и сельскохозяйственными организациями в Японии. Это симптоматичный результат влияния текущих глобальных кризисов на внутреннюю политическую экономию в Азии и последующую концептуализацию Азиатского региона». Китайского влияния опасаются и асеановцы, чувствуя, что он растет слишком быстро, и удержать свое «место водителя» будет с каждым годом сложнее. Тем не менее, хоть асеановцы и подключились к Японии в ее стремлении балансировать Китай, формат ТПП для этого мало подходит, так как в переговорах участвуют всего четыре страны Ассоциации из десяти. В такой расстановке удержать центральное место еще сложнее. Как на Транстихокеанское партнерство реагирует Китай? Представляется, что после подписания со странами АСЕАН Соглашения о создании Зоны свободной торговли, китайская политика в Восточной Азии и АТР стала не такой жесткой. Кажется, после того, как все площадки в рамках АТР показали себя недостаточно эффективными для того, чтобы строить на их основе региональное «сообщество», Китай с самого начала не воспринимал и не воспринимает ТПП как нечто, угрожающее его позициям, и целиком переключился на АСЕАН+3. Подход Китая кажется разумным, учитывая «разношерстность» членов, участвующих в переговорах. Сейчас вокруг ТПП такой же энтузиазм, какой был в свое время вокруг АТЭС. Эксперты отмечают, что как в свое время АТЭС выражал разочарование в Уругвайском раунде ВТО, так сейчас ТПП отражает разочарование в Доха-раунде. Преподнесла свой сюрприз и Россия, которая, пользуясь отсутствием Обамы на саммите АТЭС во Владивостоке, предложила совершенно другое видение АТЭС, предложив евразийское направление сотрудничества на основе своих региональных организаций - Таможенного союза и ЕврАзЭС. Как отмечает сам Питер Драйсдейл: «ТПП, которое перезапустили США в прошлом году в Гонолулу, выглядит как приватная чайная вечеринка по сравнению с российским грандиозным стратегическим видением, куда бы оно в итоге ни привело». Скачать архив (355.6 Kb) Схожие материалы: |
| Всего комментариев: 0 | |